Каникулы все же состоялись, так как библиотека закрылась на летний ремонт, и на работу мне предстояло выйти лишь осенью. В результате долгих боев с окружающими, я капитулировала.
Еще одной причиной, по которой я откладывала возвращение домой, была встреча с родителями. Конечно же, отец не стал скрывать от мамы, кого он обнаружил у меня вместо Наташки. И теперь я не знала, как себя вести. По телефону мама не высказывала претензий, но при личной встрече эта тема наверняка всплывет. А папа, если и промолчит, то взглядом даст понять: "Я же предупреждал, чем дело кончится".
На деле все вышло по-другому. Родители не только не ругались и не упрекали, в их взглядах сквозил неприкрытый ужас. Неужели я, правда, так плохо выгляжу? Что одежда на мне болтается, замечала, конечно, но не придавала этому факту особого значения. Мама хлопотала вокруг меня как наседка, усаживала за стол по пять раз на дню, спроваживала на улицу с подружками при каждом удобном случае, повторяя, что нечего летом дома сидеть. А мне так хотелось тишины и покоя! Посидеть в своей комнате, перечитать любимые книжки, просто полежать на кровати, предаваясь воспоминаниям. Не тут-то было. На грусть и тоску мне не оставляли времени. Мама тормошила меня расспросами о городской жизни, папа быстро нашел тему для разговоров - родословная. "Я, помнится, кое-кому обещал, что помогу тебе в поисках и не дам раскиснуть в его отсутствие", - заявил он еще в начале. И потом рассказывал все, что помнил, перебирая старые фотографии и заставляя меня записывать, чтобы не забылось. Даже Сашка неодобрительно цокнул языком, поглядев на меня, и, хоть его самого дома целыми днями не было (как же, последнее свободное лето, в следующем году поступать), в краткие встречи то приносил кучу приветов, то заставлял слушать свою неумелую игру на гитаре и рок-исполнителей, коим подражал, на магнитофоне. А я говорила ему в свое время: "Иди учиться в музыкалку". Не захотел, теперь вот бренчит самоучкой.
Городок жил своей жизнью, меня узнавали на улицах, расспрашивали об учебе, женщины постарше непременно ахали на мой вид и интересовались здоровьем. Школьные знакомые просто косились, а самые бесцеремонные передавали слухи, ходившие обо мне зимой. Одноклассницы звали на дискотеку, я отказывалась, а если начинали упорствовать, прямо заявляла, что в такой дыре делать нечего, учитывая местный контингент и повадки "напиться и забыться".
Одним жарким июльским днем Сашка вернулся подозрительно рано. С порога спросил у мамы, где я, и в обуви протопал до моей комнаты. Едва услышав: "Здрасьте, теть Люда", я поняла, кого он привел. Только его мне и не хватало. Сунув нос в приоткрытую дверь, довольный братец сообщил: "К тебе тут Мишка пришел", - и поспешил ретироваться. Вошедший друг застыл на пороге и молча смотрел на меня. А в глазах - мамочка моя! - надежда, обида, даже злость. Но больше всего - жалости. И так мне неуютно стало от смеси этих чувств, что я невольно отвела взгляд и первой заговорила:
- Будешь молчать или хоть поздороваешься?
- Привет. Что-то ты совсем… сдала. Из-за него? - тихо спросил он и тоже опустил глаза. - Так страдаешь? А я ведь говорил, чтобы ты с этим уродом не связывалась.
- Не говори о нем так. Еще один сочувствующий. Что ты о нем знаешь?
- И ты его еще защищаешь?! - возмутился Мишка. - Он же тебя бросил! Попользовался и бросил. До сих пор, наверное, смеется, как окрутил дурочку наивную. Что он там тебе про мораль говорил? Если бы ты меня тогда послушала! Дала шанс мне, а не ему, все было бы по-другому…
Мишка подошел вплотную и навис надо мной - высоченный, злющий и… жалкий. Да он же умирает от ревности! Все эти полгода умирал, представляя себе то, чего не было. И сейчас, поди, пришел с тайной надеждой предложить себя в качестве утешения. От гнева мне стало нечем дышать. Вот уж не бывать этому!
- Уходи, - выдавила я, стискивая кулаки. Еще немного, и сорвусь нафиг. Родителей перепугаю, с Мишкой расплююсь и наверняка потом пожалею.
- Что? - неверяще переспросил он.
- Уйди по-хорошему, прошу тебя. Еще одно слово про Дэна, и мы поругаемся навсегда!
Мишка глянул такими дикими глазами, как будто у меня вырос хвост, развернулся и вышел. Мама, будто ждала этого, тут же заглянула ко мне, хотела что-то сказать, но только покачала головой и тихо прикрыла дверь.
На следующий день он пришел снова, но на этот раз не ко мне. Услышав, как они с Сашкой настраивают гитару, я потихоньку проскользнула в прихожку и ушла гулять. Встречаться не было никакого желания. А брату я потом выскажу. Нашел себе учителя! Еще через два дня Мишка появился один, смущенно шмыгая носом, сообщил, что пришел мириться и позвал прогуляться, шепнув, что есть разговор и не грех за встречу выпить. При этом глазами показал куда-то себе под мышку. Потом сам (!) отпросил меня у родителей и они с радостью (!) нас отпустили.
Вскоре мы уже шли по улице, выискивая тихое местечко. Мои опасения, что сейчас опять начнется выяснение отношений, были напрасны. Выйдя на бережок речки, он вынул из рукава ветровки бутылку Сангрии, из карманов стаканчики и пару яблок и… Будто не было этой зимы, не стояла между нами тень короля, а жизнь осталась такой же простой и незамысловатой, как в детстве. Мишка валял дурака, пересказывал последние новости, перебрав всех общих знакомых, и ни словом, ни делом не напомнил о причинах нашей размолвки.
На следующий день он позвал меня купаться, благо стояла жара, потом начались пикники в компании его друзей и моих подружек и даже пара дискотек.
Поначалу я еще опасалась, что он заговорит на одну из запретных тем. Но нет. Я с подозрением следила за ним и не находила признаков несчастной влюбленности, которая тяжким довеском к собственной беде тяготила меня. С чего я вообще взяла, что он испытывает ко мне какие-то чувства, кроме дружеских? Мишка был прежним веселым парнем, перемигивался с девчонками, не обделяя вниманием никого, и пел залихватские песни у костра. И я впервые за последние несколько месяцев с удивлением обнаружила, что в жизни есть еще что-то кроме безысходной тоски.